| Кличка: Самозванка |
Глазами гадюки смотрел и ныл. (с) Николай Гумилёв.
Биография
Нет, она не всегда была глухой: до девяти лет — обычный здоровый ребёнок, изредка перебивающийся невесть какими простудами. А потом переболела скарлатиной — в особо тяжёлой форме. Лихорадка, ангина и гнойное воспаление среднего уха. Дом, больница. Больница, больница и снова она же. Абсолютная глухота встречается не слишком часто, так и Самозванка, а, впрочем, тогда ещё и не Самозванка, могла слышать очень громкие звуки. Но совершенно не воспринимала речь окружающих.
Ей купили Креветку. Креветка — слуховой аппарат, изогнутый кусочек розовато-бежевого пластика. Подбирали её, разумеется, тщательно, да только, похоже, всё равно просчитались. Не мудрено: слух — дело тонкое. Уживаться с аппаратом ещё-не-Самозванке было сложно. И мало того, что от долгого ношения раскалывалась голова. Время от времени Креветка, девица капризная и своевольная, пронзительно вскрикивала — казалось, что по полу размётывалось крошево из лопнувших ушных хрящиков. Родители всё понимали, но найти достойную — и сравнительно недорогую — замену Креветке им не удавалось.
Гораздо позже, уже в Доме, Самозванка научится читать по губам — в Наружности это у неё не выходило совершенно. Аппарат она станет надевать только по особым случаям, ведь без Креветки всё равно жизнь не жизнь. У неё сильно изменится голос — превратится в визгливый и чересчур громкий, как у всех глухих, — и соседкам придётся мириться с Самозванкиным не то вечным причитанием, не то свистом. Девочку, а потом и девушку, будет манить выхваченная с разукрашенных стен Изнанка, на которой она к своим восемнадцати так ни разу и не побывает. Проявит себя экзема: кожа, в особенности на внутренней стороне предплечий и на шее, воспалится и покроется зудящей сыпью. Может, от нервов, может, от чего-то другого — кто знает.
Ещё к Самозванке время от времени станут наведываться родители. А иногда даже брат.
Семья у Самозванки неплохая. Отец — университетский преподаватель; неизменный жилет кофейного цвета, пшеничные усы и мягкие волосы, аккуратный уголочек белого носового платка, выглядывающий из нагрудного кармана. Мать — актриска, несостоявшаяся звезда театра и кино. Женщина болезненной, манящей красоты. Впалые щёки, острые скулы и томный взгляд, запах табака и тяжёлых духов. Ещё есть младшая сестра, хорошенькая девушка, из чьих успехов — в учёбе, музыке, общении — можно выкроить дюжину таких вот Самозваночек.
А брат — это брат. Каштановые дреды, цветастые рубашки и многослойные браслеты. Он — сын матери от первого брака, продлившегося не то месяц, не то две недели, крепко сбитый парень, заводила, в чьей лучезарной улыбке не хватает пары зубов. Перекати-поле, четыре месяца в году живущий в доме отчима, пять — в общежитии и неизвестно где проматывающий ещё три. Именно он посоветовал сестрице «соглашаться и валить».
Родители хотели, чтобы Самозванка научилась жить со своей глухотой. А интернат — вариант идеальный. Такие же, как она, склеенные дети, погружённые в миниатюрный мир. Итак: в неполные одиннадцать лет их дочь переступила порог Дома, затерявшегося среди Расчёсок, и получила кличку… ну, не Самозванка. Трусиха.
Характер
Двери — страшные создания. Они бьют совершенно неожиданно и прямо в лоб. Но даже с ними ни в какое сравнения не идут люди. Особенно те маленькие люди, которые выныривают из-за углов так быстро, что их не удаётся разглядеть. Но, честно говоря, всё это — ещё цветочки. Если с дверями и детьми можно совладать, надев Креветку, то есть в Доме нечто, с чем слуховой аппарат справиться не в силах.
Ночью Креветка аккуратно заворачивается в тряпицу и отправляется в тумбочку. И тогда приходят они. В тёплое время года вся живность сговаривается и заползает на кровать к Трусихе, которая не слышит, как ходят и ползают, мурчат, пищат и стрекочут кошки и крысы, тараканы, кузнечики и мокрицы. А когда она случайно нащупывает кого-то многоногого в своей постели, то смертельно бледнеет — и кричит.
Это прозвище намертво прилепилось к ней ещё в первый год в Доме. Трусихе было обидно, что вокруг неё полно Синеглазок, Раскрасавиц и Умниц, и на их фоне её кличка действительно выглядит жалкой. В конце концов, она боится не очень многого. Просто нельзя не спать месяцами, настороженно выслушивая нежданных полуночных гостей. Нельзя ежедневно носить Креветку, чтобы не шарахаться в испуге от дверей и сверстников. Ещё нельзя удержаться от крика — слишком сложно и противно. Нет, на самом деле она же не совсем Трусиха, правда?..
Домовцы часто вырастают из прежних кличек, сбрасывают их, как панцирь или ороговевшую кожу. Синеглазок переименовывали в Златовлаской, Раскрасавиц — в Умниц и наоборот, только Трусиха по-прежнему оставалась Трусихой. И лет в тринадцать она перебралась в другую комнату — в старой зимой выбили окно. И сразу представилась новым соседкам Храбрячкой.
Разумеется, все знали, как её зовут на самом деле. И, разумеется, она так и не стала Храбрячкой: всю жизнь была несколько трусовата — боялась высоты, машин, качающихся деревянных ступенек и подрезанных качелей. Всё тех же мокриц, тараканов, распахивающихся дверей, быстроногих однокашников — и темноты. Потому что сильнейшим из своих кошмаров она считала слепоту: если вдруг ослепнет, то как ей читать по губам?
Правда, с возрастом она становилась всё более решительной, а в конце концов даже вынудила домовцев переименовать себя — так родилась Самозванка. Новое прозвище пришлось ей по вкусу. Да и вообще с него начиналась новая жизнь: бывшая Трусиха, хоть и не превратившаяся в бесстрашную оторву, научилась контролировать свои страхи, чем втайне безумно гордилась.
Сегодняшняя Самозванка ничем не блистает. Она не слишком коммуникабельна, но и одиночества не переносит. Неконфликтный человек, мечтающий стать чуть более значимой фигурой в Доме. А ещё попасть на Изнанку. Обязательно.
Жизнь Пэм Джин Джевонс катилась под откос. Не то, чтобы она этого не понимала — просто не огорчалась. В конце концов, всегда знала, что не доживёт до тридцати. Так что какая разница, как именно она умрёт — оступится и упадёт с крыши небоскрёба, нарвётся на шальную пулю блюстителя закона или медленно изгниёт изнутри.
Хотя, конечно, первые два варианта более приятны.
У входа на обшарпанную мансарду молодую женщину скрутил жуткий кашель. Когда он утих, Пэм, гортанно хрипя, вытерла кровь с ладоней вытащенной из кармана салфеткой.
Как хорошо, что она не умела жалеть о прошлом. С лёгкостью игрока заводила себе друзей и теряла, никогда не чувствуя себя одинокой. Наверное, для этого она была слишком недалёка. Пэм без сожаления отдалилась от сестёр и разрушила свою новую семью, из хорошего жилья мужа перекочевала в облезлую квартирку под крышей, в сотый раз лишилась работы — и ничего.
Она всегда говорила, что живёт сейчас, единственным моментом, ярким и бесполезным.
Нет, Пэм, милая. Сейчас ты не живёшь.
Сейчас ты умираешь.
Отредактировано Самозванка (2015-02-06 23:27:44)